«Самое тяжёлое было – доставать детей»: самарский спасатель - о том, как 10 лет назад их отряд работал на затонувшей «Булгарии»

🤣🤣 «Самое тяжёлое было – доставать детей»: самарский спасатель - о том, как 10 лет назад их отряд работал на затонувшей «Булгарии» Поисково-спасательный отряд под руководством Олега Моцаря первым прибыл на место трагедии Ровно 10 лет прошло с момента трагедии, которая всколыхнула всю страну. 10 июля 2011 года в Куйбышевском водохранилище в районе села Сюкеево в республике Татарстан затонул теплоход «Булгария». По одной из версий основной причиной крушения стало то, что экипаж не задраил иллюминаторы, хотя на самом деле многие эксперты говорят о безответственности владельцев теплоходов и судов. «Комсомольская правда-Самара» поговорила об этой трагедии с человеком, который лично присутствовал на месте событий и пытался спасти людей – руководитель поисково-спасательной службы Самарской области Олег Моцарь. - Олег Петрович, давайте вспомним тот день, вернёмся на 10 лет назад, хоть, наверное, и не хочется это делать, потому что воспоминания болезненные. Как всё происходило? Как строился тот день? - Это был обычный выходной день, я возвращался на машине из-за города, с дачи. И позвонила оперативный дежурный, сказала, что региональный центр МЧС запрашивает количество спасателей-водолазов, которые могут работать на глубинах около 40 метров. Я спросил, с какой целью интересуются, она сказала «Нет информации пока». Я ей дал фамилии и тут же по радио услышал в машине, что затонул теплоход «Булгария» в водохранилище. Мне запомнилось, что сказали об одном погибшем и более сотни пропавших без вести. Стало сразу понятно, где эти пропавшие без вести. Понятно, что теплоход ушёл на дно с людьми. Я перезвонил дежурной и сказал, чтобы обзвонили обозначенную категорию людей и готовились, наверное будем выезжать и работать. Потом пошли звонки, уточняющие информацию – пришла информация, что действительно это всё так, что требуется помощь квалифицированных водолазов, которые могут работать на глубинах. И я дал команду собраться на службе, что мы и сделали быстренько. У нас информация была в районе 16.30-17.00 поступила. К 19 мы уже были готовы – определённая шла задержка, потому что всё-таки мы структура субъектовая, областная. И если мы должны работать где-то за пределами области, то там нужно ряд согласований. Шли согласования, плюс время на дорогу. Всё уже уходило в ночь, мы где-то в районе 23, получив добро, выехали. Пока мы ехали – согласовывали куда ехать: или Сюкеево, или нам говорили ещё Булгары. Была неопределённость от регионального центра МЧС, не было конкретики куда всё-таки ехать. На тот момент мы истинной глубины не знали и, ориентируясь что там глубины не серьёзные, я спросил по телефону Чачина Александра – это водолазный специалист из регионального отряда Уфы, он тоже ехал на КАМАЗе с прицеп – с собой ли у него барокамера. Он ответил, что да. Я уточнил, куда он ехал – он сказал, что на Сюкеево. Тогда я и решил ехать на Сюкеево тоже. И это было правильное решение, потому что все туда и приехали. А те, кого направили на Булгары – даже до работы не добрались. - Что на тот момент происходило на месте, когда вы приехали? Было уже достаточно темно, были ли родственники и родные людей, которые были на теплоходе? Потому что невозможно сидеть дома, когда ты знаешь, что с твоим близким человеком произошла беда. - Вы знаете, на родственников меньше всего обращаешь внимания. Мне не важны были родственники как таковые в том смысле слова, что мне понятно было, где это произошло, мы приехали под утро – в начале июля светает достаточно рано – и где-то в начале пятого мы уже были на месте на Сюкеево. Там уже прибыли только что из «Центроспаса», «Лидер» прибыли, Уфа прибыла, продолжали прибывать отряды со всего Приволжского региона. Теплоход был примерно в 11 километрах от этого места, водохранилище там достаточно широкое. И когда я доложил, что Самарская ПСС прибыла, спросил – может мы зря здесь лагерь образовываем? Нам бы туда, кто около теплохода? Мне говорят – толкач «Варна» стоит. Я скомандовал – давайте, тогда, на Варну. И там был то ли председатель правительства Татарстана, то ли заместитель – он работал вместе с МЧС из Москвы для взаимодействия. И он сказал «Да, нечего тут торчать, садимся на Омик». И мы погрузили всё водолазное снаряжение на Ом, вместе с нами погрузились ещё несколько команд и мы первые туда отправились. Прибыв на место, мы поняли, что теплоход был на дне – он ушёл туда в течении нескольких минут, потому и такое количество жертв получилось. - Не успели выбраться многие? По-моему, многие находились в каютах. - Ну, скажем так, по расположению тел на теплоходе было понятно, что шла гроза, и они все находились в носовом ресторане. Кто-то и в каютах был, мы в каютах тоже находили людей, но в основном они все остались там в проходе. - Я хочу напомнить, чтобы люди представляли, о чём мы говорим – на затонувшей Булгарии на тот момент находился 201 человек. Впоследствии 79 спасли, 122 по официальной статистике оказались погибшими, среди них огромное количество детей, что было самым страшным. - Да, детей доставать, наверное, самое тяжёлое, что было. Даже для нас, крепких уже морально, которые не первый и не второй раз участвуют в таком горе. Это было сложно. Нужно было как-то отключить мозг, постараться об этом не думать, потому что работа была чрезвычайно сложная. Ни до, ни после тяжелее работы, по крайней мере у меня, не было. И психологически, и физически. Работа под водой. Работа в теплоходе, который лежит на боку, у которого всё что было в каютах – вывалилось в проходы. А нам досталась кормовая часть, где были камбуз, каюта экипажа, там были плиты, духовки, поддоны, кастрюли, матрасы, всё это вывалилось в коридор. Зайти с окон не получается, окна закрыты наглухо, бить их – есть вероятность пораниться осколками, когда будешь заходить выходить. Мы пробовали заходить через коридор – в коридор тоже было непросто попасть. И вот так, в полной темноте – видимости не было абсолютно никакой – на ощупь, без схем и работали. Давил психологический фактор. Каждый из нас не хотел наткнуться на ребёнка. Мы все знали, что там есть дети, но каждый был рад, насколько это возможно, что ему не достался ребёнок. Мы видели детей, их доставали. Не могу вспомнить, сколько их было, порядка 15-20 точно. Разного возраста. - Сколько длились спасательные работы? Сколько в этом физическом и психологическом напряжении приходилось работать? - Мы прибыли в понедельник рано утром и закончили в пятницу тоже утром. Где-то четыре дня постоянных спусков под воду. Чтоб вы понимали, это достаточно тяжело находиться под водой в том смысле, что ты физически работаешь. И были случаи, когда можно было и остаться там, потому что двери клинило, всякое бывало – но, слава богу, работала команда, с которой ты понимаешь, что много людей за тобой следят, это были особо опасные работы. Особенно работа на затонувшем корабле. Чтобы вы понимали, на тот момент в России не осталось людей, работающих на затонувших судах. «Адмирал Нахимов» был очень давно, те люди уже состарились, они уже не рабочие водолазы. И этот опыт у нас отсутствовал, мы учились на ходу, учились брать с собою запасные баллоны, потому что не было видно манометра, непонятно, сколько осталось воздуха. Часы тоже не видно, невозможно определить это и по времени – когда у тебя закончится воздух. Поэтому и брали запасные баллоны, подвешивали их по-другому, делали определённые приспособления, чтобы работать, скажем так, в связке – как минимум два водолаза. Один стоял, подавал сигнальный конец на входе в проход, другой работал внутри. Или работали сразу несколько водолазов, друг друга страховали, потому что проход не был известен по конструкции. Это мы потом из каюты капитана достали план, до этого мы работали вслепую, предполагали только в общих чертах как это выглядит. Но в нижней части было много переделок, мы долго не могли понять, что это за помещение, как оно выглядит, где могут быть люди, потому что под конец, на второй-третий-четвёртый день мы уже искали в закутках, а не просто спускались, а искали в закутках. Потому что мы понимали, что не складывается численность, где-то ещё остались люди, остались тела. Поэтому говорить о том, что мы кого-то спасали не приходится. Когда мы прибыли – мы думали, что вдруг кто-то есть в полостях с воздухом, вдруг кто-то остался. Но первый спуск ознакомительный, чтобы понять вообще что там и как лежит, водолаз из «Центроспаса» Гатилов Вадим спустился, а после сказал, что теплоход лежит на боку, никаких пузырьков нигде не выходит, по всей видимости, воздушных полостей нет. И тогда мы просто распределились между командами - кто-то взял центральную часть, кто-то носовую, нам досталась самая сложная кормовая. И начали потихонечку налаживать работу, потому что, повторюсь, не было опыта, все учились на ходу. Сейчас уже всё понятно и задним умом думаешь – может, там-то можно было по-другому сделать. Но сразу это не совсем было ясно. - Хотелось бы поговорить о причинах. Вы, как человек, который видел всё своими глазами, видел этот теплоход – что, по вашему мнению, является истинной причиной гибели этих людей? - Когда я ещё в первый день спускался – я обратил внимание на такой момент, когда ещё никто не говорил о причинах, что все иллюминаторы были открыты. На весь длинный борт не менее 35-40 иллюминаторов. За исключением двух-трёх все были открыты, я так удивился. Нижние иллюминаторы находятся ниже основной палубы. Я ещё рукой померял – примерно 25 сантиметров до красной ватерлинии от иллюминаторов. Теплоход речной, у него, может быть, требования для волнения другие, нежели в море. Но я про себя подумал – ну да, а чего вы хотите, если шторм был, гроза. Понимаете, не бывает одного какого-то фатального факта, из-за которого терпит бедствие самолёт или теплоход. Это цепочка нескольких, как правило, факторов, который каждый в отдельности может и не привели бы к трагедии, но когда они оказались все вместе – это и привело к трагедии. Вот эта фатальность, стечение нескольких факторов, которые в один момент послужили причиной гибели этого теплохода. Это потом мы анализировали – где находятся Булгары и где находится это водохранилище. Водохранилище мелкое, а к Булгарам когда-то сделали канал, то есть где-то на дне шириной 20-30-50 углубление, которое обозначено бакенами, как положено. Он шёл по этому каналу и выход на фарватер – поворот, поворотный буй. По известной информации одна машина у теплохода не работала, выработка топлива шла неправильно, из-за этого очевидцы подтверждают естественный крен судна. Это прямое нарушение техники безопасности, нарушение экипажа, экипаж был не схоженый, их только собрали на этот теплоход. Люди находились на вахте, а все иллюминаторы внизу остались открыты. А теперь смотрите – естественный крен, выход на фарватер из канала, шторм с грозой, открытые иллюминаторы. То судно накренилось в повороте, вода коснулась иллюминаторов, пошло проникновение воды внутрь и всё это сыграло страшнее, чем открытые кингстоны. Очевидцы говорят, что судно даже не выровнялось – оно как шло в поворот, так легло на бок и ушло под воду за несколько минут. Некоторые люди, конечно, спаслись. Там были спасательные плоты, какие-то успели сработать – плоты срабатывают автоматически, у них есть фал, срабатывает чека, баллон с углекислотой надувает их, и они снимаются. Важно было пассажирам оказаться вне теплохода. Но многие окна кают так были устроены, что они не открывались. И потом мы находили людей в этих каютах. Словом, это была преступная халатность экипажа, капитан виноват, прежде всего, потому, что он отвечает за безопасность на судне. Он всё это видел и допустил выход судна. Конечно, вина и руководителя всей организации, но мы понимаем, что у нас руководитель, который, может, и знать не знал об истинных дефектах. - Я хочу напомнить, что в 2014 году Московский районный суд Казани приговорил субарендатора затонувшего теплохода «Булгария» Светлану Някину к 11 годам лишения свободы в колонии общего режима. Наказание законное, его понесли. - На Светлану стрелки перевели просто, но непосредственно судно эксплуатировали те, кто его эксплуатировали – это экипаж, это капитан. Знала она, не знала, возможно капитан об этом ей говорил, может не говорил – сейчас это никто не проверит. И Светлана никогда это не скажет, как там было. - На скамье подсудимых помимо Светланы Някиной находились ещё 4 человека, первый помощник капитана «Булгарии» Рамиль Хамитов, начальник казанского линейного отдела волжского управления Ространснадзора Ирек Тимергалиев, главный госинспектор этого же ведомства Владислав Семёнов и старший эксперт камского участка российской речной регистрии Яков Ивашов – они тоже получили по несколько лет колонии. - Ну как-то эта «Булгария» проходила сертификацию, как-то её речной регистр выпускал. Вопрос к ним – как они всё это делали. - Получается, не только капитан, виновен. Мы идём по цепочке от человека, который мог сказать «Нет, не выйду, делайте что хотите, расстреливайте на месте, я на себя такую ответственность не возьму» до людей, которые тоже несут ответственность, когда ставят подписи. То есть на каждом этапе можно было предотвратить. - Трагедия случается тогда, когда не срабатывают некоторые звенья цепочки. Ведь она специально, эта цепочка, выстроена так, чтобы это был многократный контроль, многоуровневый контроль. И когда этот контроль даёт сбой, то у нас и ракеты не долетают до орбиты из-за того, что там какой-то слесарь неправильно датчик установил на «Протоне». А над ним что, не было контроля? Был. Должен быть многократный контроль, но он не сработал. Это человеческий фактор. - В Татарстане не только в этом году, а каждый год 10 июля – день памяти погибших на теплоходе «Булгария». Естественно родственники и люди, которые так или иначе прониклись к этой трагедии – вы в этот день как-то вспоминаете события того дня? - Вы совершенно правы, я его вспоминаю каждый год. Я помню об этом, потому что, например, у меня сегодня супруга спросила – ты что ощущаешь? Понятно, что меня не коснулось это горе лично как потерявшего близких. Я говорю, что, наверное, я вспоминаю этот день с каким-то удовлетворением, что мы сделали всю работу нашу правильно и никого не потеряли из спасателей. Вариантов там было потерять своих полно. В тех условиях, что мы работали, было несколько предпосылок, когда человек мог на поверхность не выйти, мы могли потерять водолаза. Это очень сложная и очень опасная работа, поверьте. Ни до, ни после тяжелее работы не было. Поэтому есть это удовлетворение, что, слава богу, мы остались живы и все работы выполнили качественно. Это ощущение у меня до сих пор есть, что мы сделали всё возможное от нас. Но, безусловно, горе людей – оно всё равно нам передаётся, мы же все живые люди, мы же не роботы. И, конечно, ощущение этой трагедии, которая случилась в нашем регионе – оно есть, просто мы были причастны к этому. Хочется верить, что эта трагедия – урок. Чтобы люди, которые находятся на своих постах, в своих кабинетах и рубках ходовых – они помнили о том, и не дай бог, никогда не повторили этот случай. https://www.samara.kp.ru/daily/28302.5/4442390/